У нас вовсю идет 6й модуль по детской гештальт -терапии по методу Вайолет Токлендер у Ларисы Пяткиной. Тема не простая: “Работа с утратой, горем, одиночеством”. Вчера много говорили про детство и утрату и как с ней работать. В качестве примера, говорили про хомячков, которые быстро умирают и как “добрые” мамы бегут в магазин купить нового похожего хомячка, вместо ушедшего, вместо того, чтобы погоревать и прожить с ребенком смерть любимца.Просто потому что хотят как лучше и часто не знают, как по-другому и пытаются таким образом защитить своего ребенка.

Сегодня ночью размышляла о том, как все это просто было раньше. Раньше смерть была естественной частью жизни. Много детей умирало при рождении и в первые годы жизни, домашние животные шли на убой и помогали семье выживать. Дети все это видели. Для них это было естественной частью жизни. Во всех культурах у всех народов есть ритуалы прощания, но в современную жизнь они вписываются все меньше и отмирают как древности.

Мы живем в искусственных условиях и все это ломает естественные ритмы и механизмы отреагирования. Наша современная жизнь с ее комфортными условиями, делает нас далекими от природы и ее циклов. Мы редко видим смерть.Она стала чем-то неестественным, чего мы избегаем, о чем стараемся не думать мы избегаем ее. Ритуалы прощания переходят в формальности, постепенно уходят народные традиции и поддержка общины и семьи и человек остается один на один с своей утратой.

Именно поэтому сейчас людям нужна помощь психологов, терапевтов и прочих специалистов. Раньше все это делали природа, специальные ритуалы и традиционный уклад жизни, а теперь приходиться обращаться к психологу или ехать на какую-то группу типа холотропа, чтобы отгоревать, отплакать, отпустить, принять и жить дальше. Чтобы не винить себя. Чтобы отпустить умершего и не носить в себе и просто жить.

И иногда запустить механизм горя, чтобы процесс интеграции начался- это целый процесс, требующий времени. Знаю по себе, мне казалось, что если начну чувствовать все это- я просто не выживу, поэтому срабатывали защиты психики и я много лет носила в себе боль утраты. И жила с подсознательной программой, что проще не иметь, чем потерять. Потому что будет опять больно, опять страшно и опять нужно будет выживать, адаптироваться. В феврале на холотропе в Австрии смогла пойти в это и прожить смерть мамы, а потом в личной терапии и в работе с глиной и красками интегрировать все это в жизнь.

И уже есть готовность открываться, пускать новое в свою жизнь, есть ресурс жить на 100% и рисковать быть живым, зная что мне придется еще не раз встретиться со смертью, с расставанием, с утратой. У меня есть инструменты и ресурсы для работы с этими переживаниями и состояниями. Я могу помочь себе и я могу помочь людям.